Нас часто спрашивают, практикуем ли мы кровавые жертвоприношения, будь то человеческие, будь то ритуальные убийства животных.
Ответим: нет, мы не практикуем каких-либо жертвоприношений, считая это занятие совершенно бессмысленным, бесполезным и контринициатическим.
Что означает последнее слово? Оно подразумевает, что некий акт или жест, символические или онтологические, разнообразного характера и степени эффективности, может поспособствовать прогрессу и в дальнейшем — улучшить ситуацию, возведя даже столь ничтожную сущность, как человеческая, «самое дурное животное на Земле», согласно традиционалистам и вовсе труп ходячий, в превосходную степень существа благородного. Это инициатический вектор.
Смысл и значение контринициатического агента, актора или механизма, заключается в том, что выродившаяся и продолжающая регрессировать сущность не чувствовала себя настолько убогой, чтобы собственноручно прекратить себя. То, что невозможно исправить и улучшить — должно быть уничтожено.
Как ни странно, наилучшим и наиболее понятным современному невзыскательному зрителю, образом, это императивное условие проиллюстрировал христианский режиссёр и «кинозвезда» Мел Гибсон, в фильме «Апокалипсис» (Apocalypto, Icon prod., 2006). Левацки и либерально «мыслящая» аудитория и референтная группа тут же обвинила Гибсона в якобы подтасовке фактов: цивилизация Майя была, оказывается, в расцвете, тому будто бы свидетельствует пророчество
прорицателя-певца из Кабаль Чен в Мани (там нет ни слова о вырождении, только неподдельный страх перед Конкистой. Но в «большом корпусе» пророчества недвусмысленно сказано о том, что традиционное общество, с присущей ему культурой, Майя, уже было затронуто тленом вырождения.
«Демократически», политкорректно и филантропически настроенные зрители оставили без внимания аспект, подчёркнутый интуитивно «дремучим провинциалом» Гибсоном, чья «незамутнённость» и «примитивный консерватизм» позволил бессознательному выявить доминирующие, на наш взгляд, идеи фильма.
Первая заключается в анти-урбанизации.
Городская культура вырождается гораздо скорее децентрализованной и локализованной аграрной — деревенской. Первичные ценности традиционного общества — почитание богов без льстиво-подобострастной ритуальной жестикуляции и выспреннего самоуничижения: к богам обращались на «ты», но — по существу; семейственность без склочности и присущей городским семьям «экономии чувств»; мораль как долженствование способных, а не «каждого», который в естественном порядке вынужден становится «предателем идеалов» и ренегатом — в крупной метрополии претерпевает дезинтеграцию и заражение релятивизма. По мере сокрашения дистанции между полисом и архаической аграрной культурой происходит «упрощающее смешение», когда смотрящиеся дико в урбанистическом ландшафте провинциалы пробуют ассимилироваться с а-традиционной имманентностью, - и «дичают» ещё больше, когда эта ассимиляция не удаётся (экстремум интеракции на непознаваемое).
Вторая идея Apocalypto — подлинное человеческое достоинство, не релятивного свойства, возможно лишь в архаических обществах. Таковая интерпретация не вполне верна: «филантропической» архаика может показаться лишь в сравнении с социокультурным бастрадом метрополии, где, помимо прочего, «способность к порче и ущербу» выдаётся за мастерство «ремонта».
В кодексах Чилам-Балам немало сказано о том, что цивилизация Майя начала деградировать задолго до того, как испанские и португальские интервенты истребили девять десятых населения государства. Аналогичные сведенья сообщают Веды о культуре индуистской, барбело-гнозис об античности, Герман Вирт — о всей европейской цивилизации. Антонену Арто, в середине 30-х годов приехавшему в Мексику для исследования южно-американских аутентических культур, жрец (культа Сигури) племени Тараумара сообщил: «Мы уже слишком стары для всего этого. Бытие больше не выдерживает нас». То же самое мог бы сказать жрец Кукулькана, если бы не был ослеплён и оглушен грандиозностью происходящих мистерий, не замечая, что сущность этих ритуалов — концентрация на определённом объекте деструктивных энергий, но — не направление их вовне, подальше от регрессирующей и без того городской культуры (и религии).
Оргиастический культ, насыщенный насилием и кровью, но, — заметим особо, — не сексом, представленный в Apocalypto, — это то, с чем должна была бороться жреческая каста Чичен-Ицы и других городов Мезоамерики. Потому что кровавый ритуал, должный умилостивить бога (к слову заметим — монотеистического бога, а не иерархию божеств, которая, согласно традиционалистам и режиссёру Apoalypto сохраняется только в архаических обществах), и произвести инициацию для общества в целом — уже не срабатывает даже как панарион (аптечка, скорая помощь).
Массовые общества настолько поражены вырождением, что даже эктремум мер противодействия, каковыми в архаических культах человеческие жертвоприношения, и даже ритуальные убийства животных, не может устранить их дефекта, а именно ещё большей дикости, чем бесхитростные «суеверия» примитивных племён. В этом отношении интересен опыт пристального изучения антропологами племени пирахан:
После восьми месяцев занятий этнограф Эверетт так и не научился видеть злых духов, отчего индейцы так изумились, что перестали даже есть.
Так же авторитетный источник сообщает, что в настоящее время, когда вырожденческие тенденции стали нормой повседневности, что подражание и реконструкция с серьёзными намерениями «экстремальных», в понимании современного индивида, форм архаических культов в лучшем случае тщетны, а в худшем усугубляют болезненные конвульсии деградирующи [со]обществ.
В следующей серии мы расскажем вам о Примордиальном убийстве как ритуале, на основании конфликта интересов жреческих каст.
Ответим: нет, мы не практикуем каких-либо жертвоприношений, считая это занятие совершенно бессмысленным, бесполезным и контринициатическим.
Что означает последнее слово? Оно подразумевает, что некий акт или жест, символические или онтологические, разнообразного характера и степени эффективности, может поспособствовать прогрессу и в дальнейшем — улучшить ситуацию, возведя даже столь ничтожную сущность, как человеческая, «самое дурное животное на Земле», согласно традиционалистам и вовсе труп ходячий, в превосходную степень существа благородного. Это инициатический вектор.
Смысл и значение контринициатического агента, актора или механизма, заключается в том, что выродившаяся и продолжающая регрессировать сущность не чувствовала себя настолько убогой, чтобы собственноручно прекратить себя. То, что невозможно исправить и улучшить — должно быть уничтожено.
Как ни странно, наилучшим и наиболее понятным современному невзыскательному зрителю, образом, это императивное условие проиллюстрировал христианский режиссёр и «кинозвезда» Мел Гибсон, в фильме «Апокалипсис» (Apocalypto, Icon prod., 2006). Левацки и либерально «мыслящая» аудитория и референтная группа тут же обвинила Гибсона в якобы подтасовке фактов: цивилизация Майя была, оказывается, в расцвете, тому будто бы свидетельствует пророчество
прорицателя-певца из Кабаль Чен в Мани (там нет ни слова о вырождении, только неподдельный страх перед Конкистой. Но в «большом корпусе» пророчества недвусмысленно сказано о том, что традиционное общество, с присущей ему культурой, Майя, уже было затронуто тленом вырождения.
«Демократически», политкорректно и филантропически настроенные зрители оставили без внимания аспект, подчёркнутый интуитивно «дремучим провинциалом» Гибсоном, чья «незамутнённость» и «примитивный консерватизм» позволил бессознательному выявить доминирующие, на наш взгляд, идеи фильма.
Первая заключается в анти-урбанизации.
Городская культура вырождается гораздо скорее децентрализованной и локализованной аграрной — деревенской. Первичные ценности традиционного общества — почитание богов без льстиво-подобострастной ритуальной жестикуляции и выспреннего самоуничижения: к богам обращались на «ты», но — по существу; семейственность без склочности и присущей городским семьям «экономии чувств»; мораль как долженствование способных, а не «каждого», который в естественном порядке вынужден становится «предателем идеалов» и ренегатом — в крупной метрополии претерпевает дезинтеграцию и заражение релятивизма. По мере сокрашения дистанции между полисом и архаической аграрной культурой происходит «упрощающее смешение», когда смотрящиеся дико в урбанистическом ландшафте провинциалы пробуют ассимилироваться с а-традиционной имманентностью, - и «дичают» ещё больше, когда эта ассимиляция не удаётся (экстремум интеракции на непознаваемое).
Вторая идея Apocalypto — подлинное человеческое достоинство, не релятивного свойства, возможно лишь в архаических обществах. Таковая интерпретация не вполне верна: «филантропической» архаика может показаться лишь в сравнении с социокультурным бастрадом метрополии, где, помимо прочего, «способность к порче и ущербу» выдаётся за мастерство «ремонта».
В кодексах Чилам-Балам немало сказано о том, что цивилизация Майя начала деградировать задолго до того, как испанские и португальские интервенты истребили девять десятых населения государства. Аналогичные сведенья сообщают Веды о культуре индуистской, барбело-гнозис об античности, Герман Вирт — о всей европейской цивилизации. Антонену Арто, в середине 30-х годов приехавшему в Мексику для исследования южно-американских аутентических культур, жрец (культа Сигури) племени Тараумара сообщил: «Мы уже слишком стары для всего этого. Бытие больше не выдерживает нас». То же самое мог бы сказать жрец Кукулькана, если бы не был ослеплён и оглушен грандиозностью происходящих мистерий, не замечая, что сущность этих ритуалов — концентрация на определённом объекте деструктивных энергий, но — не направление их вовне, подальше от регрессирующей и без того городской культуры (и религии).
Оргиастический культ, насыщенный насилием и кровью, но, — заметим особо, — не сексом, представленный в Apocalypto, — это то, с чем должна была бороться жреческая каста Чичен-Ицы и других городов Мезоамерики. Потому что кровавый ритуал, должный умилостивить бога (к слову заметим — монотеистического бога, а не иерархию божеств, которая, согласно традиционалистам и режиссёру Apoalypto сохраняется только в архаических обществах), и произвести инициацию для общества в целом — уже не срабатывает даже как панарион (аптечка, скорая помощь).
Массовые общества настолько поражены вырождением, что даже эктремум мер противодействия, каковыми в архаических культах человеческие жертвоприношения, и даже ритуальные убийства животных, не может устранить их дефекта, а именно ещё большей дикости, чем бесхитростные «суеверия» примитивных племён. В этом отношении интересен опыт пристального изучения антропологами племени пирахан:
После восьми месяцев занятий этнограф Эверетт так и не научился видеть злых духов, отчего индейцы так изумились, что перестали даже есть.
Так же авторитетный источник сообщает, что в настоящее время, когда вырожденческие тенденции стали нормой повседневности, что подражание и реконструкция с серьёзными намерениями «экстремальных», в понимании современного индивида, форм архаических культов в лучшем случае тщетны, а в худшем усугубляют болезненные конвульсии деградирующи [со]обществ.
В следующей серии мы расскажем вам о Примордиальном убийстве как ритуале, на основании конфликта интересов жреческих каст.
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий